— Так вот, — вернулся я к обсуждению тактики и стратегии — если налаживать систему обороны мы уже кое-как научились, то с умением наступать дела у нас обстоят очень плохо. После того, как мы остановим фашистов, то наши фронты перейдут в контрнаступление, и к этому времени надо подготовить новую теорию наступательных операций.
— Чем же плоха старая теория?
— В первую очередь надо значительно сузить полосу наступления, и сосредотачивать на ней как можно больше артиллерии. Даже в конце войны, когда у нас будет много пушек, их будут устанавливать на очень узком участке прорыва. Плотность артогня достигнет сто-двести орудий на один километр фронта.
— Вот это да, — по-детски восхитился капитан. — Так наступать милое дело. Но сейчас у нас столько артиллерии нет.
— Но зато и враг пока не успел создать сплошную линию укреплений. В ближайшие месяцы их оборона будет носить в основном очаговый характер. Это значит, что нужно по возможности просачиваться между узлами обороны, и перерезать пути снабжения немецких гарнизонов. Кстати, необходимо пересмотреть взгляды на ведение боя в темное время суток. Нужно проводить тренировки по ночному просачиванию через передний край обороны с последующей атакой противника. Следующий момент. Пока у врагов нет мощной линии обороны, а мы не можем достигнуть значительного численного преимущества даже на небольшом участке фронта. Поэтому глубокое эшелонирование боевых порядков, предусмотренный довоенным уставом, теряет смысл. Части и подразделения должны идти в атаку одним эшелоном, развернувшись цепью, чтобы использовать в наступлении все имеющееся оружие. Участок прорыва для одной дивизии должен быть не больше двух-трех километров.
— Но по уставу так и есть.
— Вот как? Значит, наступления на широких участках фронта, которые будут практиковаться в первый год войны, не соответствуют требованиям устава. Конечно, есть и исключения, но достаточно мало.
— А глубина наступления?
— Пока у нашего командования всех уровней — от взводных до командармов нет достаточного опыта организации наступательных действий, ее нужно устанавливать по минимуму.
Закончив обсуждение ситуации на фронтах, мы перешли к технике и начали естественно с атомной бомбы.
20 сентября. Вечер.
Ядерную программу мы, недолго думая, решили назвать просто проект «А». Устройство атомного оружия всегда вызывало большой интерес. Поэтому, как только у меня впервые появился доступ к интернету, я прочитал все, что только смог найти по этому вопросу, и теперь мог вспомнить достаточно подробностей. Куликов сразу же понял принципы ядерного деления, и мы перешли к технологическим подробностям.
— Атомную бомбу теоретически можно делать из тория, но на практике его не используют, и все ядерное оружие изготавливают из урана или полученного искусственно плутония.
— А в чем проблема?
— Честно говоря, не знаю. Это считается само собой разумеющимся.
— Возможно ли взять под контроль все основные месторождения урана в мире?
— Ну, для этого придется сначала завоевать всю Землю, так как месторождения есть во многих странах. На первом месте по запасам находится Австралия, затем идут ЮАР, США, Канада. Россия где-то на пятом месте, а за ней с небольшим отрывом идут Казахстан, Украина, Узбекистан, Нигерия, Бразилия. Да вообще, в любой стране средних размеров можно накопать урана хотя бы на несколько бомб.
— А если сложить запасы РСФСР и других союзных республик, то получиться, что они у нас самые большие в мире?
— Черт, совсем забыл. Простите, но за два десятилетия я уже привык к тому, что Россия теперь отдельное государство. А СССР тогда действительно занимает первое место.
— Значит, у нас должно быть очень много месторождений, и мы сможем выбирать те, в которых стоимость добычи будет дешевле.
— Да, вот только их еще надо найти. Более-менее точно я помню расположение только пары из них: недалеко от Челябинска и в Казахстане. В Забайкальском крае очень хорошая руда. Еще есть месторождения в Оренбургской области, в Бурятии, да еще много где. По крайней мере, искать их будет не трудно. Достаточно разместить в самолете оборудование, измеряющее радиоактивный фон, и облететь нужные районы.
— А где в основном добывают уран в вашем времени?
— Попробую вспомнить. Большая часть добычи ведется в Аргунском месторождении, километрах в пятистах к юго-востоку от Читы. Но там недалеко граница.
Куликов развернул карту, и нашел нужное место.
— Действительно, совсем рядом находится Маньчжоу-Го, и там стоят японские войска.
— Ничего страшного, поиск хороших залежей руды это сейчас второстепенная проблема. В конце концов, в нашей истории кое-какие месторождения все-таки нашли, хотя и далеко в горах. Руду оттуда приходилось вывозить на ослах. Пока требуемые объемы небольшие, уран можно добывать и из бедных залежей. Гораздо сложнее его извлечь, обогатить и сконструировать атомную бомбу.
То, что производство ядерного оружия — удовольствие не из дешевых, капитан уже знал. Но когда я начал расписывать подробности всего процесса, он понял, сколько трудностей нас ожидает.
— Сама добыча руды, ее обогащение и извлечение урана ничем принципиально не отличается от любой другой, только нужно принимать меры для защиты от радиации. Руду дробят, измельчают, помещают в раствор щелочи или сильной кислоты — в зависимости от породы. Из раствора извлекают концентрат оксида урана, который еще нужно отчистить от примесей — бора, кадмия и других веществ, хорошо улавливающих нейтроны. Оксид восстанавливают аммиаком, а потом с помощью какой-то кислоты превращают в гексафторид.